Cодержание

 

Вход для друзей

Добро пожаловать на сайт!
Пожалуйста, авторизуйтесь:





  [?]



Забыли свой пароль?
Зарегистрироваться

Случайная фотография

Проза - Лили Повесть




Поскольку обратный билет был заказан прямо на завтра, у меня оставался один-единственный вечер на осмотр живописных гостиничных окрест­ностей.

Переодеваясь для этой цели, я вдруг увидел ранее ускользнувший от моего внимания предмет. Предмет этот, висевший в укромном месте, оказался, на поверку, карандашным портретом, в правом углу которого, по­мимо подписи я разглядел посвящение: «Моей улыб­чивой печали».

На пожелтевшем от времени картоне, была изо­бражена молодая женщина…

Волна темных, с блеском волос, легкая, подерну­тая грустью улыбка, характерный разлет тонких бровей, невероятные – в пол-лица – глаза.

Удивительный взгляд – сама любовь, само пони­мание...

Да ведь это же…

Я так и обомлел: это была та самая женщина – из сна!..

В срочном порядке, разыскав хозяина, оказавше­гося в своих апартаментах, так и забросал его вопро­сами – мол, кто это и откуда?..

Старик внимательно посмотрел мне в глаза, и отложил толстенный, в кожаном переплете, альбом, который держал в руках. Затем отключил телефон и предложил присесть, плеснув в стаканы старого бренди из взятой в баре бутылки.

Несколько минут прошло в полном молчании: очевидно рассказчику необходимо было сосредото­читься…

Это время я посвятил изучению видимой части помещения – просторной двухкомнатной квартиры, в смысле интерь­ера во многом перекликающейся с некоей антикварно-букинистической лавкой.

«Эх, порыться бы, как следует, в этом добре!..»

Обилие старинных фолиантов, несколько вазонов с цветами, множество экзотических украшений, очевид­но привезенных с разных концов света. Еще – класси­ческого направления картины и целая коллекция по­желтевших от времени фото, которые принято называть дагерротипами. Интересно, что повсюду встречался ми­лый сердцу меандр – уж не прозрачный ли намек на происхождение хозяина?

Во всем – прямая ассоциация с крохотным ос­тровком архаики посреди великого урбанистического океана…

Интересно, счастлив ли единственный обитатель этого диковинного, почти не тронутого цивилизацией, мирка?

Очень на это надеюсь…

Впечатления достойно завершал великолепный вид, открывавшийся из широкого, настежь распахну­того окна, расположенного как раз напротив старинного стола, за которым мы сидели.

Светло-зеленая с голубым отливом, средь фио­летовых намеков, нескончаемая череда лесистых хол­мов и безудержный небесный простор над ними – луч­ший в мире холст, слегка отмеченный уже искуснейшей кистью живописца-Заката…

Поверх линии горизонта только начали просту­пать неясные очертания берилловых лагун, опаловых лиманов, перламутровых озер…

Наступало, столь любимое мною время суток, когда лимонно-розовые солнечные блики, подобные оконцам в неизведанный мир, неспешно скользят по стенам и предметам…

Близилось время, полное безотчетных внутренних переживаний, невысказанных желаний, тайных надежд на счастье, и называлось это время: Преддверие Суме­рек…

 

 

IV

ЛЕГЕНДА

 

Затаив дыхание, я ждал, и вот что господин Алекс поведал мне:

«Странная это история, сынок и, к тому же, ей уже около трехсот лет… Из поколения в поколение передается – нечто вроде местной легенды…

В те времена на этом самом месте был небольшой постоялый двор. «Платановый рай», назывался. Постро­ил и содержал его, кстати, еще мой прапрадед. Местеч­ко, должен сказать, было бойкое и, несмотря на дальнее расположение, весьма популярное как у местных, так и у приезжих. Все – и стар и млад, любили погудеть здесь на славу!..

Так вот, служила тогда здесь одна девушка. При драматических обстоятельствах она потеряла всех сво­их близких еще в трехлетнем возрасте, так что мой древний родич приютил сиротку, и воспитал, как род­ную дочь. Красивое у нее было имя – Лилиана, и шло оно ей, потому как и сама была редкостной красавицей. Девушка недурно шила, и умела создавать наряды поч­ти из ничего, искусно сочетая цвета и линии но, дума­ется, ей пошли бы, даже лохмотья какие-нибудь…

Лили – так прозвали ее – веселым нравом, матово-серебристым голосом, а главное – добрым сердцем,


умела как никто, расположить к себе. Да и умом Бог ее не обидел: нередкими были случаи, когда девушке уда­валось не только урезонивать подвыпивших спорщи­ков, но даже прекращать, готовые вспыхнуть поножов­щины…

Да что там говорить – завоевала она сердца, чуть ли не всех мужчин в округе. Но только никто не прихо­дился ей по нраву. Легкий флирт, не более того. Конеч­но же, девушка ни в коей мере не была трусихой или привередой – просто ждала большой любви. Это сразу же можно было почувствовать, перехватив ненароком иной ее взгляд – влажный, мечтательный, полный темного огня…

И вот, как-то остановился у них на ночлег муж­чина лет тридцати или тридцати пяти, назвавшийся Ставросом. Рослый, статный, с задумчивым выраже- нием больших, миндалевидного разреза глаз, он оказал- ся странствующим поэтом и художником. Поговари­вали: его родной страной – далекой Грецией – пра­вил турецкий ставленник-тиран, за пустячную провин­ность, жестоко расправившийся с семьей нашего героя. Та же участь постигла и многих других…

Ставрос в свое время неплохо изучил военное де­ло, и когда поднялось неизбежное восстание, стал его душой. Вос­стание, хоть и нанесло значительный урон правитель­ственным войскам, все же, было подавлено, а молодой вождь, спасая свою жизнь, бежал – куда глаза глядят. Нигде подолгу не задерживаясь, менял он города и страны, пока не оказался в наших, Богом забытых, краях…»

В процессе повествования старина Алекс бурно жестикулировал и блестел глазами, словно и сам был очевидцем описываемых им, событий, в то время как я преданно смотрел ему в рот, боясь упустить хоть слово.

«Так вот – после небольшой паузы продолжал рассказчик – стоило Лилиане и Ставросу взглянуть друг на друга, как между ними проскочила, что называется, искра. Что ж, немудрено: великолепная была пара – та­кая подбирается раз в сотню лет…

Началась настоящая любовная сага – перемиги­ванья, знаки внимания, цветы. Дальше – больше – бесе­ды, восторженные признания, романтические прогулки – места-то у нас вон какие!..

В один прекрасный день, совершая подобную прогулку, наши романтики до того углубились в лес, простирающийся на десятки километров, что заблуди­лись… Лето в том году выдалось невероятно жаркое, и на исходе третьего дня, от голода, а главное – жажды, Лили впала в беспамятство.

И вот что удивительно!

Ставрос, сам полуживой от адской усталости и духоты, нес девушку на руках всю ночь – пока, нако­нец, не набрел на сторожку лесника. Последний к превеликому счастью не успел еще отправиться в ежедневный обход своих владений и смог оказать постра­давшим посиль­ную помощь.

Это драматическое происшествие настолько сбли­зило молодых людей, что едва они пришли в себя, художник сделал девушке предложение, и она ответила ему согласием.

А какие портреты писал он с нее – просто загля­денье!.. Все они давно уже канули в Лету… Впрочем, один-единственный карандашный эскиз – тот, что ты видел – каким-то чудом уцелел.

Существует еще и баллада, которую счастливый жених посвятил своей избраннице. Передаваясь из уст в уста, подобно всей этой истории, она дошла до наших дней. Уж не взыщи за исполнение».

И старик тихим, срывающимся голосом воспро­извел простую, но выразительную мелодию, растрогав­шую меня до глубины души.

 

 

 

«Подготовка к свадьбе шла полным ходом, одна­ко же, сыграть ее не успели…

Примерно неделю мятежный грек пробыл еще в «Платановом раю», а потом вдруг взял, да исчез – на радость ревнивым воздыхателям, да красавице на го­ре…

Начались поиски. Поди, пол-леса добровольцы обшарили, только все было напрасно…

И вот, через три дня по исчезновении художника, передают девушке короткую записку:

«Ненаглядная моя! Жду в полночь, на опушке, у строго дуба. Твой Ставрос».

Лили, конечно же, пришла, а точнее, прилетела на крыльях любви. Да еще надела лучшее свое платье – все в кружевах, снежно-белое – наверное, чтоб легче было ему отыскать ее в ночи…»

Господин Алекс сделал паузу и отхлебнул пару глотков бренди, видимо собираясь с силами. Затем продолжил рассказ.

«Девушка ждала суженого целый час – изволнова­лась вся. Нет его – и все тут! И вдруг, слышит из-за деревьев что-то вроде приглушенного смеха…

Оказывается, неудачливые поклонники нашей героини решили сыграть с ней злую шутку, состряпав это самое послание. Дескать, пусть помучается!.. Ну, и выдали се­бя, наблюдая из темноты за напрасным ее ожиданием…

Боже, что тут было! Лили, вне себя от отчаянья, схватила несколько камешков и швырнула ими в обид­чиков. Те, основательно наклюкавшись, не остались в долгу. Да видимо не рассчитали ни сил, ни величины камней. Поэтому, когда один из них угодил девушке прямо в голову, она упала, как подкошенная…

Что и говорить, винные пары мигом улетучились, и ужаснувшиеся шутники так быстро, как смогли, доставили раненую к ближайшему лекарю. Но, оказа­лось слишком поздно: вскоре Лили скончалась, шепча в бреду имя возлюбленного…»

Тут рассказчик смахнул непрошеную слезу, за что нашел нужным извиниться:

«Что делать – как дойду до этого места – всегда плачу… Ну да ладно, недолго уже осталось.

Похоронили ее неподалеку от места трагедии – на самом краю поляны. Теперь уж могила почти сравня­лась с землей. Но время от времени на ней, все же, появляются свежие цветы – эту печальную историю помнят многие… Скажу больше: одинокий холмик стал предметом паломничества влюбленных, и кто знает – сколько признаний и клятв слышали вековые платаны и сосны…

Ну, вот мы и подошли к самому главному: с тех самых пор, в наших краях появился призрак – стройная молодая девушка в длинном белом платье… Призрак можно было бы принять за реального человека, не будь он полупрозрачным и нагоняющим безотчетную пе­чаль…

Редкие ночные путники, да прогуливающиеся па­рочки видели бедную Лили в полнолунье, блуждающей вокруг гостиницы. Видеть-то видели, но только изда­ли: приблизиться никто так и не решился…

А она покружит – и уходит в темный лес – ожи­дать своего Ставроса…

Надо же, до сих пор не могут встретиться их ду­ши горемычные – видать мешает им что-то…

Так что, дружок, захочешь побродить – не заби­райся в лес слишком далеко, а главное: не сходи с тро- пинки – она приведет куда надо…»

И, видя, что я настроен решительно, прибавил: «Ты, все-таки подумай хорошенько: сегодня, как ни- как, пик полнолунья – понимаешь, о чем я? Одно дело, наткнуться на опасность случайно, и совсем другое – искать ее самому. Призрак наш, конечно, безобидный – не сводит с ума, не нашептывает проклятий, не замани­вает в пропасти, но все-таки, мало ли что…» – так за- кончил старик свой рассказ.

Мы попрощались, и я вышел за пределы здания – на вольный воздух.

Закат вошел уже в полную силу, и его вихрастые, лилово-пурпурные крылья распростерлись как раз за спиной, готовые нести куда угодно…

Я же, находясь под впечатлением от услышанно­го, некоторое время простоял в глубокой задумчивости.

«Лили, бедная Лили, хрупкая живая душа, ну зачем ты была столь доверчива? Почему не догадалась, не почувствовала?..»

И, внезапно понял: окажись на месте девушки – непременно поступил бы так же. Надежда – непости­жимо-отчаянная вещь.

Перекрестье Жизни и Смерти!..

 

 

V

СТРАШНОЕ ВИДЕНИЕ

 

Поскольку, до наступления темноты оставалось уже не более часа, решил не медлить – к чему же терять драгоценное время!

«Эх, старина Алекс, святая простота, ты, сам того не желая, только подхлестнул мое любопытство!..»

Пик полнолунья… Кому, как не мне, известно влияние этого «пика» на весь подлунный мир!.. Необра­тимость психических аномалий с одной стороны, и стихийных бедствий – с другой… Мании, самоубий­ства, землетрясения, цунами!.. До чего, все-таки, сознательное и бессознательное на белом свете связаны воедино!..

Не знай я всего этого шесть лет назад, наверняка бы сейчас рассказывал данную историю отнюдь не вам, а нашим с вами далеким предкам…

Мне тогда должны были делать срочную опера­цию, и так уж случилось, что полной луне предстояло быть безмолвным свидетелем происходящего. Едва я сообразил это, как, не поддаваясь ни на какие уговоры, подписал отказ от хирургического вмешательства, ведь пойди что-нибудь не так, и кровотечение было бы уже не остановить…

Лунное наводнение схлынуло и унесло болезнь с собой.

А полтора месяца спустя, когда рассказал о слу­чившемся астрологу, с которым случайно познакомил­ся, тот, по составлении моего гороскопа, просто обо­млел: в день операции я должен был неминуемо отдать Богу душу…

Однако сейчас даже и астролог потратил бы вре­мя напрасно, поскольку я твердо знал, что вопреки любым предостережениям, просто обязан все увидеть своими глазами. Хотя бы потому, что шесть весен на­зад, мне было еще кому дарить цветы, а теперь… Теперь терять все равно нечего…

И если уж говорить начистоту, то я всегда мечтал столкнуться с чем-то, действительно загадочным, ирре­альным, от чего бы дрожь продирала по коже…

Впервые, ощутил нечто подобное еще в глубоком детстве…

Тогда родители нечаянно закрыли меня в квар­тире, а сами укатили в гости. И вот, один на один с перегоревшей лампочкой и душой, заблудившейся в районе пяток, девятилетний сорванец, от начала и до конца, прослушал радиопостановку: «Тени забытых предков»…

До сих пор не могу забыть, как уже в финале, будучи завлеченным в сумрачные лесные дебри, герой – Иванко, все еще не подозревая страшной правды, с надеждой спрашивает призрак своей погибшей возлюб­ленной:

«Маричка, милая, ты ли это?..»

И слышит в ответ не только не женский, но и не человеческий хохот...

Звуки, последние в жизни.

Именно с тех самих пор, ничего не могу с собой поделать. Люблю бояться – и все тут. Очевидно, мой семнадцатый ген, отвечающий за тягу к экстриму, не- обычайно раз­вит.

Конечно, вполне возможно, что все услышанное сегодня лишь красивая выдумка и не более того но, с другой стороны, – это все-таки шанс, и шанс редкий.

Чтоб я упустил его?

Да ни в жизнь!

Войдя в лес, просто поразился его очевидной древности и значительности. Стройные великаны-де­ревья, зачастую, раскидывали кружевопись своих вет­вей на головокружительной высоте, что странным обра­зом создавало атмосферу исполинского католического храма…

На толстый благоухающий ковер из травы и опавшей хвои струился мягкий полусвет, суливший уставшему путнику долгожданную прохладу. Кремовые и нежно-васильковые глаза цветов разглядывали меня с настороженным любопытством, и, кажется, на своем цветочном языке, обсуждали впечатления. Что касается грибов то здесь, то там являвших взору свои оранжевые шляпки, то они живо напоминали веселых лесных гно­мов. Даже сколь­зящие мимо белки-летуньи выглядели непривычно се­ребристыми, а птичьи рулады, донося­щиеся с далеких крон, словно с храмового клироса, и вовсе звучали ангельским пением.

Вспомните Тарковского…

 

…Людская плоть в родстве с листвой.

А мы чем выше – тем упорней.

Древесные и наши корни –

Тому порукой круговой.

Мир телодревий… Давно уже не доводилось ви­деть ничего по­добного, скорей же всего – никогда.

Не удивительно, что, оказавшись вовлеченным в эту феерическую атмосферу, я сразу же вошел во вкус и вполне серьезно стал подумывать об увеличении круга друзей.

«А что, если мне встретятся грациозные дриады – девы, обитающие в древесных стволах, или сам лесной Бог – мудрый, косматый Пан, непревзойденный в игре на свирели, и вечно окруженный своей причудливой, добродушной свитой, состоящей из нимф, сатиров и силенов?»

Подойдет Пан ко мне, бородищей тряхнет, по пле- чу хлопнет, да и скажет:

«Ну что, Хрис, научить тебя, как обращаться с моей дудкой? Свиснешь разок, свиснешь другой, а на третий – проблем – как не бывало!»

Подбадриваемый такого рода соображениями, я относительно легко отыскал нужную тропинку, и смело направился по ней в глубь леса.

Однако не успел сделать и шага, как послышался странный, сдавленный стон. Точно внезапный порыв ветра пронзил вековую листву…

Мгновенно оттеснив элегические фантазии на второй план, мелькнула предупреждающая мысль:

«Что ты здесь делаешь парень, куда идешь!? Уж не хочешь ли повторить подвиг главного героя из «Те­ней забытых предков»? Ведь помнишь, же чем он кон­чил!..»

И сразу же, все мое существо захлестнула жаркая волна – так мощно кровь прилила к сердцу.

«Нет, сдаваться нельзя – все равно в этом мире ничего хорошего меня не ждет… Эх, будь что будет!»

Итак, я отправился дальше.

Буквально через несколько минут путь пересек, призрачно мерцающий рой. Представьте, движенья светлячков, не только не были хаотичными – наоборот – отличались поразительной организованностью!.. Эти кро­шечные крылатые существа выписывали, подчас, слож­нейшие фигуры и, собираясь в пары, изысканно кру­жились на лету – как будто исполняли особый, воздуш­ный вальс…

«А, может это и не светлячки вовсе, а послание из некоего Невидимого Мира?..»

Зрелище было исключительно красивым, так что, забыв о наставлениях хозяина гостиницы, я невольно оста­вил тропу и прошел несколько шагов в направле­нии указанном живой гирляндой…

И тут, точно провалился куда-то.

Куда же!?

Ясно было одно: это место находится неизмеримо далеко не только от леса, но и от самого Мира Людей…

Ландшафт, если можно назвать его таковым, был сродни увиденному во сне – та же вязкая, гулкая тьма…

Однако были и отличия.

По еле слышному плеску я определил, что где-то, неподалеку берут начало три жутких подземных реки. Откуда-то мне были известны даже их названия: Безот­радность, Беспамятство, Безвременье… Илистые берега этих тяжелых, как ртуть, медленно текущих вод, насе­ляли, подлежащие искуплению, человеческие души.

Но что же это за местность, все-таки?

Несмотря на ряд характерных деталей, в целом, она не соответствовала моим представлениям ни об Чистилище, ни об Аде…

Постепенно, взору стала доступна необъятная, се­рая на черном, шевелящаяся масса – собрание душ. Вот, одна отделилась от невнятной толпы своих собратьев и, не касаясь почвы, подобно облаку, гонимому ветром, приблизилась ко мне…

Взгляды наши соприкоснулись.

Душа выглядела, как высокий молодой человек, облаченный в хламиду, висящую клочьями. При первом же взгляде на него, мне показалось, что я смотрю в ту­манное зеркало. В точности, как тогда, в вестибюле гос­тиницы…

Существенная разница между нами, заключалась лишь в действиях, одеянии, и в выражении этих, неска­занно печальных глаз. Руки пришельца были судорож­но прижаты к груди, а губы беззвучно двига­лись.

Осужденный, словно бы хотел сообщить мне что-то важное, но не мог…

Внезапно раздался резкий звук, отдаленно напо­минающий удар громадного колокола и душа, испу­ганно отшатнувшись, начала отступать в сплошной мрак, пока не исчезла с поля зрения.

Трудно сказать, как долго длилось это странное видение – время словно остановилось...

Но вот все пропало – так же неожиданно, как и появилось – я снова стоял на реальной, твердой земле, невдалеке от своей тропинки…

Нервно передернул плечами – рубашка на спине была мокрой – хоть выжимай.

Первым же о чем подумалось, было: немедленно повернуться и бежать, куда глаза глядят – лишь бы от леса подальше!..

Только нечеловеческим усилием воли, удалось заставить себя продолжить путь, но мысли обуздать так и не получилось: увиденный кошмар поглотил их целиком и полностью.

«Где, черт возьми, я оказался и каким образом? За что эти несчастные души были низвергнуты в столь страшное место?.. О чем пыталась поведать мне одна из этих душ?.. Боже, какой непередаваемо тоскливый взгляд!..»

 

 

VI

КОНИ ХРОНОСА

 

Тропа, извиваясь меж деревьев, провалов и по­крытых мхом валунов, постепенно сузилась до такой степени, что стала почти неприметной, однако на сей раз, я следовал ей неукоснительно…

Миновал заболоченный ручей с переправой из трех камней, перевалил через небольшую возвышен­ность – и вот уже передо мной искомая поляна – хранительница печальных событий…

Последняя была правильной округлой формы и упомянутый хозяином гостиницы дуб, располагался ближе к левому краю.

Очевидно, в дерево угодила молния, поскольку три четверти лесного гиганта, были искорежены и обуг­лены. И все же, оставшаяся четверть зеленела по-преж­нему, словно в насмешку над жестокими стихиями…

Со смешенными чувствами просветленной печали и душевного подъема, я постоял, наверное, минут с двадцать около еле приметного могильного холмика, как будто хотел навсегда запомнить, как он выглядит.

«…Возможно, вся предыдущая жизнь была лишь ожиданьем жизни, но если даже ничего в ней не изменится к лучшему – все равно, остается надежда измениться самому… В любом случае – хорошо, что я побывал здесь. Действительно, хорошо…И никакие ужасы не убедят меня в обратном. Да будет светлым сон твой, Лилиана!»

Подумав так, украсил могилу пышным букетом полевых цветов росших неподалеку, и совсем уж было, собирался пуститься в обратный путь, как вдруг – откуда ни возьмись – накатила истома.

Странной была эта истома – дурманяще-сладкой, но с оттенком горечи, точно изысканный земляничный торт, во влажной, ароматной глубине которого таился едва уловимый полынный привкус…

Решив, в этой связи, принять положение более комфортное, я привалился к дубу-великану, с видом на последнее пристанище Лили…

Словно в завершение молитвы, губы сами собой прошептали любимый латин­ский девиз: «Et nunc et semper» (И ныне, и всегда).

Вдруг, откуда-то со стороны необъятного небес­ного купола, где звезды обмениваются лучами так же легко и непринужденно, как мы – взглядами, послы­шалось нарастающее: «тик-так, тик-так» – цоканье веч- ных копыт…

Накатило и пропало.

И вновь, успокоившиеся было, мысли, приобрели тревожный оттенок.

«Да, годы – кони Хроноса, не ведая препятствий – бегут, скачут, мчатся, летят, и нет во Вселенной колес­ницы стремительней!..

Время – словно главный лейтмотив в Симфонии Пространства…

И где-то, в немыслимых глубинах этой Симфо­нии, среди ее токкат и пасторалей, крохотной нотой скрывается моя судьба – одна из мириадов нот-судеб, моих ближних…

Странное дело – может быть, что-то и успел соз­дать для других, но это «что-то» – единственное из того, что создал для себя…

Наверное, это радость, но почему же я по-преж­нему распят на кресте одиночества?

Целое море очарований, помноженных на разоча­рования, и в том числе, три брака – один неудачнее другого…

А сколько заведомо бессмысленных знакомств было после!..

Извечный конфликт: Любовь – Творчество.

Очень трудно создавать что-либо для Человечес­тва, если отсутствует важнейшая составляющая этого процесса – Человек…

О да, мир изменился, и продолжает меняться да­леко не в лучшую сторону…

Но, кроме данной проблемы, существует еще од­на: эти изменения затрагивают и меня.

Увы, приходится признать, что оказываясь в со- ответ­ствующем обществе, я неминуемо раздваива­юсь: одна, насильственная часть старается, во что бы то ни стало, вписаться в Злобу Дня, другая, естественная – из по­следних сил стремится не забыть про Вечность Доброты…

Образно говоря, Стеб во мне идет войной на Стих…

Невыносимо осознавать это, но душе явно не по пути с такими временами и нравами!..

Отчужденные лица, фальшивые речи, пустые сердца… И все это – даже подумать страшно – в поряд­ке вещей. Более того – данный «порядок» становился неотъемлемой частью моды, и даже престижа!..

Правда, я научился раскусывать таких людей, почти мгновенно, но разве от этого легче!.. В надежде обрести утраченную цельность, отчаянно хватался за всех, кто еще подавал слабые признаки духовной жизни но, почему-то, всегда оказывалось поздно.